Хочу, чтобы Кыргызстан стал маленькой Канадой

 — Поездка в Канаду меня просто перевернула, — воскликнул кинорежиссер Замир Эралиев. Он возвратился из Торонто, где участвовал в ежегодном Международном фестивале фильмов об окружающей среде “Планета в фокусе–2002”. Однако речь повел не о кино.
    — В Монреале я две недели прожил в обычной кыргызской семье. Но дети — 9–летняя Каныкей и 18–летний Руслан — общаются между собой по–французски. Это другой мир. На моих глазах девочка порезала палец, очень глубоко, кровь хлестала. Мы с ее отцом повезли ребенка в госпиталь. С каким вниманием отнеслись к пациентке медики! Шутили, поднимали ей настроение: не бойся, мол, малышка, ничего страшного не случилось… У нас в Кыргызстане такое отношение встретишь нечасто. Там нет проблем с едой. Давшие мне кров ехали в магазин и загружали машину разнообразнейшими продуктами. Таалай, глава семьи, приехал за мной на машине в Торонто, за 600 километров, потом отвез назад. Мне показали Оттаву, Квебек… У Таалая — додж, у его жены — “Тойота”… Они могут отправиться в любую страну мира. Никаких проблем. Кроме одной: мой новый друг страшно тосковал по Кыргызстану.
    — Давно они распрощались с Бишкеком?
    — Восемь лет назад. Все те две недели, что я у них жил, хозяин глаз не сомкнул и мне не давал спать — мы говорили о родине.
    — Каким ветром их занесло так далеко?
    — Некий западный корреспондент побывал в КР. И сказал: “Беспросветная страна”. Это побудило их уехать.
    — Чего проще: два слова залетного иностранца — и махнули невесть куда очертя голову!
    — Я бы не стал иронизировать… Что меня поразило: там целые кварталы переселенцев — китайские, корейские, вьетнамские — самых разных национальностей. И никто не тоскует. Строят дома, открывают кафе, женятся, рождают детей… А эта кыргызская семья не может забыть родину, мечтает построить за океаном кыргызский квартал. И я представил небольшой аил в сто–двести домов с тем же вековым укладом жизни — выпасом баранов, привычной пищей. Ведь я не принял тамошней еды.
    — А восхищались, какая она разнообразная и доступная…
    — Да, у них есть все. Любого цвета арбузы, даже синие. Дико, странно, как–будто ты оказался на Луне. Персики туда привозят из Греции — крупные, размером с иссык–кульский апорт. Но вкус непривычный.
    — Тем не менее: вас не тянет перебраться в тот благословенный край?
    — Таалай меня сильно уговаривал переехать. Я долго думал. Но это же не приглашение мэра Монреаля пожить там лет 5–6 и снимать кино. Зовет простой канадский гражданин. Но он–то обосновался за океаном, когда ему было 33 года, а мне — 51. Что я там буду делать? Мне ведь известна история и другой жизни — тоже бывшего жителя Бишкека, по имени Равиль. Его надежды на лучшую долю в Канаде не сбылись. Гражданства не получил, работу не нашел. Развелся с женой, дети — в разных городах. И он спивается. Я видел его неуютное одинокое жилье. В нем было много бутылок. Эти судьбы заставили меня задуматься: а у каждого ли сложится жизнь в Канаде?
    — Замир, вы бывали в Европе, США, чем же именно Страна кленового листа вас “перевернула”?
    — Чуть ли не первая статья их Конституции гласит, что все люди равны. И любое проявление расовой, национальной неприязни карается законом. Вплоть до тюремного заключения. Думаю, что появись у нас такой закон, жизнь стала бы другой. Национализм, на мой взгляд, — одна из причин, по которой распался Советский Союз. А сегодня трайбализм разрушает Кыргызстан. Кыргызы делятся на роды, племена, юг, север — разве это объединяет? Да еще бытовой национализм. Неприятие чужака. России по той же причине угрожает распад. Я из Торонто полетел в Москву, навидался–наслушался: то кавказскую тему раздувают, то еврейскую, то азиатскую… Кто–то разыгрывает эту карту.
    — У нас в Бишкеке всегда была достаточно культурная среда, я с национализмом почти не сталкивалась. Но теперь боюсь вспышки. Меня потрясло, когда госсекретарь Ибраимов в средствах массовой информации “заклеймил” нас, журналистов “Моей столицы”, как “некыргызов”, якобы ополчившихся против представителей титульной нации.
    — Мне бы хотелось, чтобы Кыргызстан стал маленькой Канадой. Где не делились бы — ты украинец, ты кореец, ты кыргыз, веришь в Будду, Аллаха или Христа… Главное — понять друг друга, желание помочь. Но такого стремления нет. Плюс бедность, зависть, жадность, неискренность. Это раздражает нас. Говорят о национальной идее много. Но я вижу какую–то незрелость нашего руководства. Понимаю, мы существуем как независимое государство всего 11 лет. Однако прежде была развитая Киргизская ССР. Нам внушают: все разрушилось, связи порваны. Это блеф! Кому–то выгодно списать на некие обстоятельства слабость мышления, слабость характера. Кыргызы — древний народ...
    — А другие здесь живущие — разве нет?
    — Да, у всех нас богатая история, культура. Ведь узбеки не вчера появились! А русские? Но нет единства. Вот о чем должны думать президент, правительство, депутаты. Я бы принял закон о единстве народов КР. Оскорбить человека по национальности, вероисповеданию — чтобы такого в мыслях не было! Поднимать страну будем вместе. Это основа успеха.
    — Неужели против ограниченности, бескультурья поможет закон? Да и суды наши знаем: оскорбивший еще и миллион сдерет с обиженного — “за моральный ущерб”.
    — А Канада… Я увидел государство, где есть проблемы, но национальной — нет. В этом плане мне бы хотелось там жить. Душой я принимаю эту страну. Тамошнее правительство прекрасно относится к приезжим. Например, немцы продолжают жить как всегда жили на родине. Мироощущение у них немецкое. Что удивительно, канадские власти поощряют: развивайте свои традиции, сохраняйте веру, язык.
    — Что это канадцам дает?
    — Они понимают: единство в многообразии. Наше руководство так не говорит. Но не будет татарина, русского — разве станет лучше? Под Торонто целые села украинцев — бандеровцев, которые не приняли советскую власть. А за свободой поехали в Канаду.
    — Кстати, там и кыргызов немало...
    — Мне, как и Таалаю, хочется, чтобы там стояло село, где жили бы кыргызы. Они бы обогащали эту страну и, в свою очередь, получали от той культуры. Там есть музей цивилизации Канады. Здание огромное, втрое–впятеро больше нашего Исторического музея. Первый этаж посвящен индейской цивилизации, столь мне близкой и мною любимой. Глубокая, самобытная, она меня буквально очаровала. На другом этаже — музыкальные инструменты всех стран мира. Но нет кыргызских. При первой же возможности пошлю. Как в стеклянных сотах, ярко освещенных, лежат гармошки, свирели, саксофоны, банджо…
    — А послушать их можно?
    — Конечно, выбери нужный, нажми кнопку телевизора и слушай.
    — Как принимали на кинофестивале в Торонто ваши работы? Ведь одна из них — “Золотая авария”…
    — Да, это документальная лента о барскоонских событиях. Тогда грузовик кыргызско–канадской фирмы сорвался с моста, в реку попали две тонны цианидов. Фильм осуждает заокеанских золотодобытчиков, которых не очень заботят чужая природа, чужая страна. Зрителям понравилось, они поняли эту мысль: устроили мне такую овацию, каких я еще не слышал — минуты две аплодировали!
    — Ваши ленты что–нибудь получили?
    — Награды на этом фестивале не присуждаются. Кстати, в Торонто я жил в семье исследователя советского кино Никиты Лари, профессора Йоркского университета. Он прекрасно говорит по–русски. Его мать русская, отец — американец из Техаса. Профессор — знаток русской поэзии, философии, исследователь творчества Эйзенштейна, Медведкина, Бахтина. В его квартире я посмотрел многие фильмы мировой кинематографии, в том числе картины Сергея Параджанова. Но кыргызское кино для Лари неведомая планета. И те ленты, что я привез, открыли ему непонятную цивилизацию. Я подарил хозяину на прощанье аккалпак. Он удивительно отреагировал: “Пойду в нем на лекцию!” В его доме бывают такие разные люди со всего света, такие непохожие…
    — Например?
    — Ирландский миллионер, умирающий от СПИДа. Там я встретил Сергея Шутова из Казахстана, с которым учился во ВГИКе. Четыре года мой однокашник живет в Торонто. Снимает фильмы — о лососе, который идет на нерест, о последнем перед пенсией рабочем дне полицейского… Но на большой экран они не выходят. А ведь был хороший режиссер. Его картина “Человеческий фактор” в свое время прогремела по Союзу. Сергей был уверен, что профессиональная жизнь удастся. Но в 90–х годах почувствовал: надо уезжать из Казахстана.
    — А почему в России не остался?
    — Подумывал, но после того, как в Москве на улице случайно попал в какую–то разборку со стрельбой, предпочел Канаду. Теперь разъезжает по стране, снимает свадьбы армян и евреев — они там самые богатые люди. Тем живет. И делает по одной своей ленте в год. В нем тоже я увидел тоску. Интересная вещь: у людей, живших в СССР, тоска. У Таалая, Сергея, других наших бывших соотечественников… А у их детей уже нет. Они принимают эту жизнь с распростертыми объятиями. Я часто слышал: “Приехали не ради себя, ради детей”. Студент торонтского университета и гражданин Канады русский парень Женя сказал, что может пойти в банк и взять ссуду на учебу — до 50 тысяч долларов. А возвратит с процентами, когда закончит курс.
    — Процент большой?
    — Маленький. Это мне там тоже здорово понравилось: страна заботится о своем будущем. А здешние родители бегают в поисках 500–600 долларов на учебу ребенка. Но КР ведь не Запад, где имеют от силы двух отпрысков, в наших семьях по 5–6 детей. Где наберешь, чтобы выучить всех? Это ломает судьбы.
    — Замир, помнится, вы говорили, что для вас главное — духовность.
    — О, впечатлений масса! В Торонто я слушал оперу “Царь Эдип” Игоря Стравинского — еще одно потрясение. Такой постановки, красоты, режиссерской выдумки, таких голосов еще не встречал. Не чета нашим картонным декорациям, где все неправда. Там тоже все неправда, но понимаешь: это прекрасная условность. Никита Лари купил мне билет за сто долларов. Это был жест хозяина дома: он видел, как я пытался критически оценивать все вокруг и потому старался показать мне лучшее. Ходил в музеи, на концерты. Например, в христианской церкви пианистка играла сочинения еврейских композиторов, запрещенные Гитлером во время войны. В программе был и Гершвин. Как заноза, мучает одно воспоминание. Мы с Таалаем смотрели по телевизору визит в Канаду английской королевы. Небольшая старушка в старомодных туфлях на каблуках, огромной шляпе. Ее встречали ликующие толпы — не напоказ, не по команде сверху. Это было уважение к своей стране. И любовь. Монарха они воспринимали не как руководящую особу, а как символ государства, его истории, вечных ценностей, незыблемых традиций. И вдруг Таалай произнес: “Я тоже подданный Ее Королевского Величества Елизаветы II”. С гордостью сказал. Меня поразили его слова. Стало горько и обидно. За свою страну.
   

20 декабря 2002

Ссылка на статью